«Ваша травма не актуальна. Следующий…»
29 марта 2022Здесь не будет приглашения к политической дискуссии — это отдельный жанр.
Дискурс о «правых» и «виноватых» выступает, на мой взгляд, скорее, как способ отвлечь себя от чувств, способ закрыться.
А именно наши чувства и ощущения делают нас человечными, способными слышать Других.
Выношу за скобки рассмотрение данного феномена у клиентов [и потенциальных клиентов], находящихся на разных стадиях травмированности, сформированных задолго до текущих событий:
- расщепленных в пограничной динамике
- требующих «подержать» в нас их интенсивные, «затопляющие» чувства
- испытывающих сложности с выдерживанием сложноустроенности мира.
Хочу обозначить конкретный феномен в коллегиальной среде, который заметила.
Обрисовать крупными мазками искаженность профессиональной позиции, которую наблюдаю в интернет пространстве рядом с теми, для кого насилие, крах прежней жизни случились много раньше февраля.
Они пишут, напоминают о себе и своём существовании, о том, что видели, пережили, в чем участвовали.
Они против насилия — как вы и я.
Это дальнее и ближнее окружение тех, кто переживал ужас смерти и лишений в 2014 году и позже.
Это те, кто помогали [и помогают до сих пор] страдающим людям на Донбассе — деньгами, усилиями, присутствием, едой, вещами, словами поддержки, напоминанием в той же сети о происходящем.
Как это делала и доктор Глинка, отправляя грузы, спасая детей и взрослых, попавших под обстрелы со стороны военных, не разделяя людей по принципу «ты за кого».
Нахожу симптоматичным говорить об одних жертвах — и «отбрасывать» в баны за упоминание других.
Если мы определяем себя, как гуманистически ориентированных профессионалов, то важно признавать, что в этом месте мы выпадаем из профессиональной позиции и отыгрываем свои личные истории.
Отношение к людям, говорящим «все пострадавшие нуждаются в признании их страдания. И мирные люди на Донбассе тоже», как к тем, кого не должно быть, кого возможно стигматизировать [«говорящие про прошлое — жертвы пропаганды и за войну»] — нахожу противоестественным, заметно не здоровым.
Как будто учитывается только то, что меня коснулось сейчас и лично. На этом фоне обесценивается всё иное.
Как будто невыносимость осознания «насилие было, есть, продолжается» сподвигает закрывать глаза, избегая вслушиваться в человека рядом.
Те, кто призывает слышать всех жертв встречаются со всеми признаками ретравмы:
- демонстративные публичные угрозы: «с вашей буквой Z вы быстро у меня улетите в бан» (с)
- манипуляции, когда смысл сказанного «это трагедия, уже были жертвы, любое насилие чудовищно» подменяется передёргиванием: «а, так вы за этот ужас, что творится!»
- «это другое» (с): обесценивание иных страданий, кроме собственных, как-то нас задевших лично.
Я работаю с жертвами физического насилия в семье.
Каждую подобную семью объединяет наличие в ней взрослого члена семьи, кто отказывался год за годом замечать происходящее на его глазах насилие.
Пресекал любую возможность услышать жертву.
Не раз.
Не один день.
Год за годом.
Пресекал систематически и разными способами.
Мой профессиональный опыт говорит, что отказ замечать насилие или извращенно-избирательно к нему подходить в итоге приводит к самым трагичным ситуациям в будущем, так как оставляет всех участников событий в поле насилия, легитимизируя его.
Считаю, что к любой жертве насилия важно подходить, как к человеку, который имеет право быть услышанным, поддержанным.
Любой имеет право на защиту.
У меня есть надежда, что со временем, когда первый ужас в обществе будет прожит — мы вновь сможем видеть человека.
Не «концепцию политических взглядов», с которой можем переходить незаметно для самих себя на сторону «военных действий», а страдающего человека.
Возможно, когда-нибудь, со временем, осознавая в себе подобные побуждения избирательной гуманизации, нам удастся остановить насилие в обществе [семье, паре, организации, группе].